Материалы | Евразийское Обозрение №3 | Вербицкий | Без копирайта: наука против корпораций| 15.11.2001

Михаил Вербицкий

В начале прошлого века, Макс Вебер доказывал, что капитализм есть производное от протестантской религиозной этики. Действительно, основные принципы капиталистического хозяйства находятся в однозначном соответствии с постулатами протестантизма, особенно в его наиболее жесткой, кальвинистской версии. В переводе на язык новых русских и им уподобляющихся, основной принцип капитализма звучит так: ...бесплатный сыр бывает только в мышеловке!

Согласно адептам «рынка», искать бесплатного не просто глупо – это еще и неэтично.

Особенно жестко эта фраза звучит по-английски, где слово «free» одновременно обозначает «бесплатный» и «свободный». Действительно, экономическое рабство, в котором находится подавляющее большинство населения «развитых стран», ничуть не лучше феодального крепостничества. Недаром в английском языке для обозначения работы на корпоративного хозяина используется идиома «wage slavery». Несчастные, попавшие в капкан работы на богатого дядю, называют себя не иначе как «corporate slaves».

В начале 1990-х, подобная этика обернулась своим нехорошим лицом к академическому сообществу. Продукт, производимый учеными, бесплатен («свободен»), а значит, с корпоративной точки зрения, как все свободное, неэтичен. В России думают, что уничтожение русской науки – это диверсия Е. Т. Гайдара с Ельциным и Бурбулисом, но одновременно с этим, похожая участь постигла и западное академическое сообщество. Все громче становились призывы к выпускникам лучших университетов – не преследовать академическую карьеру, а идти в «индустрию». В силу сокращения ассигнований на академическую науку, производство выпускников аспирантур со степенями превысило потребность в полтора раза. Важнейшие проекты (такие, например, как знаменитый superconducting supercollider) были изуверским образом свернуты под корень.

Что же такое «работа в индустрии», к которой призывают американских молодых ученых флагманы научной политики? Эта работа оплачивается как минимум в 3-4 раза лучше, чем работа специалиста той же квалификации в академическом учреждении, и примерно в такой же степени менее престижна. Высокая оплата, что естественно, есть следствие бума информационных технологий в 1990-е. А отсутствие престижа связано с тем, что большинство технологических компаний не производят ничего вообще. Инвесторы люди неграмотные, и нетрудно получить десятки миллионов инвестиций под проект, не выдерживающий никакой научной критики. Инвесторам это выгодно, ибо цены на акции информационных компаний растут, независимо от технической подкованности руководства (ведь цены определяются инвесторами, а те ничего не понимают в технологии).

Доходит до смешного. Вот, например, история Дэвида Стэнли, профессионального жулика из диких гор штата Кентукки, сбежавшего из поселения. Под именем Майкла Фенна, жулик переселился в Калифорнию, где основал интернет-компанию Пикселон для научных якобы исследований, и получил под нее инвестиций на десятки миллионов. Между тем, Фенн был не просто удручающе неграмотен, он вообще с трудом понимал, как пользуются компьютером. Кроме того, у него не было документов.

Казалось бы, купающимся в золотом потоке инвестиций корпоративным ученым должно было бы быть неплохо – если их компания ничего не делает, то по крайней мере они могли бы вести исследования для себя. Не тут-то было: корпорации, возглавляемые подобиями Майкла Фенна, имеют строжайшую дисциплину (доходит до еженедельных проверок волос и мочи на наркотики), а полученные ученым результаты оказываются собственностью корпорации.

Увы, история Пикселона более чем типична: из 10 богатейших фирм-производителей программного обеспечения, 9 возглавляются людьми без законченного высшего образования. Перейдя в индустрию, привыкший к строгости и иерархии академический ученый обнаруживает себя в подобии пиратского прииска на Клондайке, где не действуют законы божеские и человеческие – кроме установленных Майклом Фенном и ему подобными. О занятии наукой в такой ситуации можно благополучно забыть.

Вот пример. Простой алгоритм сжатия данных LZW был описан в научной статье в 1984-м году, и с тех пор применялся в различных бесплатных программах. Впоследствии оказалось, что этот алгоритм запатентован команией Юнисис. Юнисис никак не преследовал программистов, которые использовали LZW, и в силу простоты устройства этого алгоритма, он стал де-факто стандартом. Например, устаревший но вместе с тем до сих пор весьма популярный формат цифровых изображений GIF использует LZW. GIF-файлы сегодня можно найти на любом практически веб-сервере. В 1995-м, Юнисис стал требовать огромных выплат с производителей Интернет-браузеров за показ гиф-файлов. В 1999 году, Юнисис заявил, что будет требовать по $5000,00 с любого веб-сервера, использующего GIF (а это значит, с любого сервера, ибо гифы, по инерции, используют почти все).

С точки зрения ученого, патентовать научное открытие, подобное LZW – абсурд (LZW алгоритм до того прост, что его можно задействовать на бумаге, без всякого компьютера). Ведь никто не патентует умножение в столбик или определитель матрицы. С точки зрения корпоративного подхода, запатентовать можно (и нужно) все, что движется, начиная от оконных систем и кончая разными способами оформления электронных покупок.

В результате, компьютерные корпорации, в массе своей, не производят ничего оригинального: они изобретают новые способы сделать то, что уже сделано конкурентами. Красота, научная обоснованность и изящество работы в расчет не берутся, все равно исходный текст программы, со всеми ошибками и неточностями, останется навсегда секретным. Результат на арго программистов называется bloatware: каждая новая версия программы разбухает в несколько раз, не прибавляя в функциональности или надежности.

Это привело к своего рода симбиотической или паразитарной связи между производителями компьютерных деталей («железа») и программ. Согласно знаменитому закону Мура, цена объема памяти каждый год уменьшается вдвое; новые версии программного обеспечения требуют куда больше ресурсов, то есть приходится переходить на новые (еще более дорогие) виды «железа». В свою очередь, новые версии «железа» совместимы только с последними версиями «софта». Это поддерживает гаргантюанские аппетиты олигархов и монополистов компьютерной индустрии.

Хуже того, программы год от года становятся менее надежными. Покупая программу, мы не задумываемся над тем, что именно мы купили. А в лицензии, мелким шрифтом, написано «фирма изготовитель не дает никаких гарантий работы продукта». И действительно, что именно делает большинство программных продуктов, никто не знает. Методом обратного инженеринга (дизассемблирования) можно восстановить те или иные функции программы, но при колоссальных объемах большинства программ, полностью восстановить их функции невозможно. В кругах программистов который год гуляют чудовищные истории о скрытых ловушках, ключах и бомбах, запрятанных в программы Microsoft. По легенде, в большинство программ этой фирмы встроены специальные ключи для работников ЦРУ и ФБР, пользуясь которыми те могут выяснить любую секретную информацию на вашем компьютере через Интернет, даже не выезжая из штаб-квартиры в Лэнгли. Возможно это и не так (я лично уверен, что это правда, но, конечно, ни доказать, ни опровергнуть наличие секретных ключей нельзя никак).

Лоббисты от Майкрософт и других компьютерных гигантов давно уже вкладывают биллионы долларов в подкуп («лоббирование») политиков и законодателей по вопросу об изменении копирайтного законодательства. В частности, Майкрософт требует запрета на дизассемблирование программ (а во многих странах, оно уже запрещено). Да что там, на днях адвокаты Майкрософт объявили модератору почтового листа bugtrack, посвященному ошибкам в этой системе, что публикация в листе сообщений от Майкрософт об ошибках будет преследоваться по суду как copyright infringement.

Этика капитализма начала оказывать губительное влияние на науку программирования еще в конце 1970-х – начале 1980-х. Доселе общедоступные программные продукты, такие как система Юникс, оказались собственностью тех или иных корпораций, которые немедленно закрыли исследователям и студентам доступ к исходному тексту программ. Обнаружив зияющую пропасть между этикой науки и этикой нарождающегося компьютерного бизнеса, ученые противопоставили жадности и хамству корпораций энтузиазм и бессеребренничество академической науки. Был организован FSF – Фонд Свободного (т.е. Бесплатного) Программирования, который возглавил бостонский ученый, профессор M.I.T. Ричард М. Столлман. Столлман заявил, что распространение программы без ее исходного кода абсолютно неэтично. Программист, как и ученый, должен публиковать результаты своего труда для всеобщего обозрения. Жадность производителей программного обеспечения разрушительна в первую очередь для них самих. В обличении жадности Столлман приближается к Толстому, Солженицыну и чуть ли не русским коммунистам.

Основной проект FSF называется GNU (www.gnu.org) – это попытка создать систему программирования, не использующую собственнического (аморального) программного обеспечения вообще. Программисты GNU написали тысячи полезнейших программ, без которых академическое программирование было бы просто невозможно. И хотя собственно GNU не был до сих пор завершен, во всем мире действуют энтузиасты этической парадигмы, высказанной Столлманом.

Самый успешный продукт свободного программирования называется Linux. Линукс это полностью бесплатная, открытая и функциональная система, способная заменить Microsoft во всех сколько-нибудь важных аспектах. Главное, к Линуксу и всем продуктам, поставляемым с ним, прилагается исходный код – мы можем воссоздать систему вручную, исходя из этого кода, и проверить, что никаких секретных ключей, бомб и других гадостей в ней не содержится.

Страны, которые действительно заботятся о своей безопасности (Китай, например), давно ввели Линукс в качестве единственной операционной системы для гос-служащих. Действительно, одна причина, по которой кто-то все еще использует Майкрософт – это де-факто монополия низкокачественных программных продуктов, поставляемых этой фирмой. Если взвесить все плюсы и минусы, окажется, что собственническое (небесплатное) программное обеспечение просто-напросто вредно – вредно для страны, для людей, для человечества в целом.

В этой связи особенно неприятно звучат голоса лоббистов от Майкрософт, Сони и других корпоративных гигантов, требующих ужесточения преследований нарушителей копирайта. Многие из сторонников бесплатного программирования злорадствуют: пусть Майкрософт добьется уничтожения пиратов, цены на Виндоуз возрастут, и больше людей буду использовать Линукс. Это близорукая точка зрения. Во-первых, борьба с пиратами приведет к колоссальному утеканию средств из страны (недаром в том же Китае вышвырнули лоббистов анти-пиратского законодательства, а пиратов де факто узаконили). Хуже того, она приведет к укреплению на рынке позиций монополистов. Во многих странах, местное отделение Майкрософт (которому принадлежит большая часть антипиратских деятелей) заключало с пиратскими фирмами соглашение, по которому пираты отказывались от выпуска дисков конкурентов Майкрософт, а те в обмен отказывались преследовать эти фирмы. В неплатежеспособных странах, подобных нашей, подконтрольные Майкрософту «пираты» только выгодны этий корпорации, ибо они усугубляют монополию Майкрософт.

Единственно патриотической и просто вменяемой политикой тут может быть одно – полный отказ от преследования «пиратов» и изменение копирайтных законов в соответствиями с предложениями FSF и других активистов бесплатного программирования. Закон, соблюдение которого невозможно, следует отменить. В эпоху Интернета запретить людям копировать друг у друга программы просто невозможно, а значит и ненужно. Программирование должно быть свободным, как и вся жизнь.