"Зачем России Кавказ?"

Александр Дугин в программе Виталия Третьякова "Что делать?", канал "Культура", ВГТРК

Виталий Третьяков: Добрый день, дорогие друзья и коллеги! Вновь передача "Что делать?" Я – ее ведущий Виталий Третьяков. Сегодня на обсуждении вопрос, безусловно, относящийся к категории "проклятых" и для истории, и для современности России.

Я не буду напоминать очевидные и всем хорошо известные факты, просто акцентирую внимание на том, что почти полтора века, значительная часть XVIII и почти весь XIX век, Россия билась за Кавказ. И сейчас Кавказ формально полностью не принадлежит России, потому что только Северный Кавказ входит в состав РФ, а так называемое Закавказье – это независимые государства. Насколько они независимые, мы поговорим отдельно.

Нужен ли нам Кавказ, случайно ли было то, что Российская империя пыталась его поставить под свой контроль, и что произошло после того, как мы частично этот контроль потеряли – вот главный вопрос, который мы сегодня обсудим. Для начала, по традиции, этот простой вопрос предлагается для короткого ответа. Итак: зачем Россия на протяжении полутора веков пыталась инкорпорировать Кавказ, зачем это нужно было нашей стране?

Альберт Чернышёв, Чрезвычайный и Полномочный Посол: С ходом истории Российская империя усиливалась и, естественно, расширялась во все стороны. Кроме того, тут был момент противостояния, противоборства с другими империями, как-то – Османская империя и Персидская империя.

Александр Дугин, политолог, лидер Международного "Евразийского Движения": С точки зрения геополитики, Россия занимает территорию "heartland" или "сердечной стороны", чья геополитическая миссия – выйти к южным морям. Как минимум – закрепиться на Черноморском побережье, а как максимум – выйти к Индийскому океану. Это стратегическое сознание было очень важной составляющей Российской политики на южных рубежах. И в этом отношении Россия двигалась к тому, чтобы стать настоящей, полноценной сухопутной державой, получив контроль над этими пространствами береговой зоны. Это было необходимо, потому что, во-первых, выход к теплым морям позволяет очень легко охранять границу и открывать новые торговые пути, и, во-вторых, это дало бы возможность выйти из того окружения, в котором Великобритания последние 300 лет, и потом уже США в последние полвека, века XX, держало Россию.

Виталий Аверьянов, научный сотрудник Института философии РАН: В принципе, Кавказ является мостом, перешейком между европейской частью России и Азией. И действительно, Россия ведь не останавливалась на Кавказе. Есть не очень раскрученные в массовом представлении факты о том, что Петром I осуществлялись походы в Персию, также в начале Советской власти постоянно были русско-турецкие войны. «Константинополь должен быть нашим» - это слова Достоевского, и не только он, но очень многие русские идеологи так говорили в XIX веке и после.

Вагиф Гусейнов, директор Института стратегических оценок и анализа: Я могу только добавить то, что Россия была обязана двигаться на Юг, ибо, не проводя эту активную политику на Кавказе, она не смогла бы обеспечить свои собственные, южные границы, я имею в виду южные области России, которые присоединялись в последний период XVIII века. И второй очень важный элемент: действительно Кавказ – это геополитический мост между Азией и Европой. Еще Савицкий говорил о том, что срединная роль, которую как геополитический мост играет Кавказ, чрезвычайно важна не только для экспансий, но прежде всего для проведения какой-то особой миссии.

Андраник Мигранян, профессор МГИМО: Здесь уже очень многое сказано, поэтому я остановлюсь на одном аспекте. Мне кажется, что Кавказ – это, своего рода, Балканы для России, но они одновременно Балканы и для южных стран - от России и от Кавказа. Поэтому, если Россия владеет Кавказом, то она дополучает оперативные просторы. Так и было для продвижения по Ирану и по Турции, и, собственно говоря, проблемы ликвидации Турции и завоевания Ирана не были чисто техническими проблемами для России. Россия была очень близка к реализации этих планов, если бы не сильнейшее противодействие западных стран. Потеря же Кавказа превращает эту территорию в плацдарм для противостоящих России сил, завоевав Кавказ, они имеют возможность влиять на все наиболее чувственные и жизненные зоны самой России, и поэтому Кавказ имеет двоякое значение, как для экспансии, так и наоборот для того, чтобы защитить себя.

Виталий Третьяков: И еще один момент я отмечу, который мои коллеги почему-то не отметили. Не станем забывать, что это было все-таки продвижение христианства, христианской Европы (Россия – европейская страна) в этот регион. И те, кто препятствовал этому продвижению со стороны западных стран, тоже христианских стран, фактически препятствовали продвижению христианства, которое они приветствовали во многих других регионах мира, и сами эту политику проводили.

Мы зафиксировали все моменты и теперь приступим собственно к дискуссии: зачем Росси Кавказ, какова роль Кавказа в судьбе России сегодня. Россия владеет, грубо говоря, половиной Кавказа, Северным Кавказом. По Кавказскому хребту проходит граница, и очевидно, что за доминирование на Закавказье ведется, как и в XVII веке, как и в XIX веке, борьба и скрытая, и открытая, между теми же самыми игроками. США – это новая геостратегическая реальность, которая в этом участвует. Так как России действовать дальше?

Виталий Аверьянов: Прежде, чем ответить на этот вопрос, надо учесть еще один важный аспект: любое маломальское заметное государство на Кавказе, как на Северном, так и на Южном, не просто являлось каким-то объектом экспансии или агрессии со стороны соседей, а оно естественным образом искало внешний центр силы, на который могла бы опереться, поскольку проблемы стояли в разные века разные. Было и монгольское нашествие, были агрессивные выпады со стороны некоторых из соседей. И поэтому надо вести речь не о том, что Россия просто пришла на Кавказ, фактически это даже не так.

Виталий Третьяков: То есть, было встречное движение. Они искали более мощного союзника, к плечу которого могли бы прислониться, учитывая интересы собственной безопасности.

Виталий Аверьянов: Экспансия – это ответ на зов.

Виталий Третьяков: Я с вами согласен, это важное уточнение, потому что Армения осознанно сделала выбор, Грузия осознанно подписала Георгиевский трактат, а не потому, что заставили.

Андраник Мигранян: Понимаете, я думаю, что здесь надо сделать одно очень серьезное уточнение. Каждый народ, конечно, хочет иметь самостоятельное государство, суверенное. Другое дело, что когда эта возможность оказывается иллюзорной, и если национальная элита понимает это, то, как правило, этот народ выбирает меньшее из зол. То есть, если невозможно самостоятельное существование, то, конечно, надо сосуществовать в рамках того государства или в союзе с тем государством, которое обеспечивает наибольшие возможности для национального развития и национальной самореализации. В этом отношении, конечно же, присутствие России на Кавказе было весьма и весьма благоприятным для Армении и для Грузии. В меньшей степени возможно для Азербайджана, потому что это другой культурный мир. И я думаю, что именно в большей степени благодаря Российскому присутствию на Кавказе, сегодня Азербайджан может быть даже более продвинутым, чем Турция, которая является моделью для Исламского мира, как продвинутого светского государства, и именно потому, что Россия сыграла очень важную цивилизаторскую роль.

Александр Дугин: По поводу того, что сейчас Россия, по вашему утверждению, сталкивается со сходными ситуациями. Я хотел бы уточнить, что ситуация сегодняшней России по отношению к Кавказу радикально иная, нежели на предшествующих этапах. Тогда, в предшествующих этапах в битве за Кавказ, существовали мощные империи, Иранская и Турецкая, которые отчасти были солидарны с интересами Великобритании, отчасти представляли собственные национальные интересы, но это были активные игроки, с которыми Россия воевала за Кавказ всерьез. Сегодня ни Турция, ни Иран не являются экспансивными имперскими образованиями. Эти образования являются не конкурентоспособными по отношению к России, это национальные государства, они очень озабочены ситуацией на Кавказе, но не в коем образе не являются центрами экспансии. И возникает новый актер, новый субъект, с которым Россия сегодня сталкивается на Кавказе, - это США и проводимая ими в мировом масштабе собственная политика. То, что говорили о колонизации, сейчас очень выгодно именно для этого игрока, который претендует на то, чтобы быть единственной играющей стороной и с черными, и с белыми. В этом отношении я полагаю, что вопрос о Кавказе и его ориентации, о геополитическом влиянии России на Кавказе, это вопрос судьбоносный. По большому счету мы сталкиваемся с претензией американцев на единоличный контроль за всей территорией планеты, и на Кавказе этот вызов отчетливо доносится до нас - в наиболее остром и жестком виде. А остальные региональные игроки – уже лишь инструменты, и только от нас зависит, либо мы сделаем Турцию, Иран и другие региональные державы нашими союзниками в этом новом пересмотре геополитики Кавказа, либо они станут на сторону тех, кто играет против нас.

Виталий Третьяков: Я уточню, что Альберт Сергеевич, помимо того, что был послом России в Турции, был и послом России в Индии.

Альберт Чернышёв: Вы знаете, сравнивая с Балканами, конечно, тут есть много параллелей с Закавказьем, но я бы сказал, что для России Закавказье более важный и более опасный регион, чем Балканы. Это регион абсолютно нестабильный, - изнутри и извне. Внутренние конфликты, очаги напряженности: Южная Осетия, Абхазия, в Азербайджане кое-какие вещи тоже могли бы иметь место, если бы во время не остановили. Внешняя нестабильность. Появился новый игрок в лице США, которые уже объявили этот район зоной своих стратегических интересов. Но, судя по последним событиям, в том числе и в Ираке, мы можем ожидать, что угодно. Нам нужно быть очень осторожными, с одной стороны, а с другой – очень твердо стоящими на своих позициях, на позициях коренных национальных интересов. Кроме того, Европейское сообщество втягивается туда, подтягивается и НАТО, кстати говоря. Что касается Турции и Ирана. Иран ведет себя довольно спокойно, у нас, как говорится, есть определенные взаимопонимания, Турция, она – игрок. Конечно, у неё есть серьезные позиции в Азербайджане.

Виталий Третьяков: Вы чувствовали интерес Турции к Кавказу?

Альберт Чернышёв: Конечно, да, и прежде всего, к Азербайджану.

Виталий Третьяков: В каких-то значимых политических кругах Турции стоит как актуальная, на какую-то перспективу, не через год, а через 10-15 лет, задача восстановления контроля Турции над Закавказьем или не стоит?

Альберт Чернышёв: В чем я четко убежден, проработав в этой стране 7 лет, так это в том, что нет такой задачи у руководства. Но, как и у нас, так и у них, есть экстремисты, от религии, от национализма. Это есть. И они время от времени себя проявляют, в том числе и в Чечне, и в Татарстане. Но пугаться и ужасаться их не стоит.

Виталий Третьяков: Я многократно слышал, что нужно вести дело с Европой, с США, с Турцией. Но, во-первых, чтобы вести дело, нужно четко знать свои собственные интересы, и, во-вторых, предполагать, что у тех, с кем ты ведешь дело, нет чрезмерных, с твоей точки зрения, интересов. А то ты будешь вести с ними дело, а они хотят больше, чем ты предполагаешь. Мы не будем говорить о Турции, о ее политике, мы говорим сегодня о политике России на Кавказе. Мы зафиксировали исторический контекст, геополитический контекст. И я хочу, чтобы мы перешли к ответу на вопрос, что делать, какую Кавказскую политику сегодня России проводить? То ли мы должны вернуться к тем естественным границам, в том или ином виде, - будет ли это экономическая экспансия, политическая экспансия, в крайнем случае, еще какая-то, то ли мы должны зафиксировать имеющееся положение дел по Кавказскому хребту и там как будет развиваться, так и будет развиваться.

Вагиф Гусейнов: Мы говорили о том, что усилилось американское присутствие. Но оно же усилилось не только потому, что американцы стали вести себя более экспансивно, а потому что на протяжении 12-13 лет российская внешняя политика не выработала концептуального стратегического подхода своей внешней политики на Кавказе – это первое. Второе – если не будет выработано, как вы говорите, что делать, если не будет внятно выработана внешняя политика, то будет продолжаться сегодняшняя ситуация, когда все будет зависеть не от стратегических интересов России, а от взаимоотношения лидеров России и стран Южного Кавказа, от взаимоотношения политических элит, от взаимоотношения каких-то других глобальных центров силы и т. д. Речь идет о том, что необходима внятная концептуальная внешняя политика, на основе которой нужно строить взаимоотношения со всеми странами. Исходя из их приоритетов, внутренней и внешней политики.

Александр Дугин: Я бы хотел ответить на ваш вопрос, нужно ли нам восстанавливать прежние, то есть советские, или царские границы, или сохранить те, которые есть сейчас. На мой взгляд, тут есть очень принципиальный подвох. Те границы, которые были задолго до распада Советского Союза, при царе, были настолько не идеальными, настолько не адекватными, не соответствующими основным вызовам сохранению нашей национальной внешней границы, настолько это было недостаточно для реальной геополитической мощи и развития России, что в значительной степени именно длительные огромные сухопутные границы Советского Союза, плюс еще и послевоенные границы по Европе, и стали причиной геополитического краха мощной Советской системы. В этом отношении, на мой взгляд, Кавказ нам нужен в других границах. Кавказ должен быть внутренним регионом огромного евразийского стратегического пространства, который, только будучи интегрированным стратегически, и сможет обеспечить России необходимый уровень безопасности.

Но что это значит в наших условиях? Если мы не можем добиться этого, а сейчас мы объективно не можем этого добиться военной или экономической экспансией, у нас нет достаточного потенциала ни для первого, ни для второго, мы должны действовать системой альянсов, привлекая к Российским стратегическим интересам те державы, которые находятся по ту сторону Кавказского хребта, - Иран и Турцию. Сейчас и у Ирана, и все больше у Турции возникает целый ряд противоречий с англо-саксонской стратегической линией (на турок давят через Северный Кипр, через Ирак). Если бы Россия проводила сейчас настоящую авангардную геополитическую линию, которая заключалась бы в заключении системы Евразийских союзов, мы могли бы решить мирным путем, на совершенно новой основе, без колонизации, империализма, те стратегические цели, которые ставили в течение целых столетий, а наши русские генералы пытались делать это военным образом.

Виталий Третьяков: Вот это понятный рецепт. Вступить в союз с Турцией и Ираном, а не бороться с ними, как в XVIII -XIX веке, за контроль над Кавказом. Вступить в союз для того, чтобы обеспечить стабильность в этом регионе в интересе всех трех государств.

Андраник Мигранян: В идеале, конструкция, которую предлагает Александр Дугин, очень привлекательна. Но в реальности, к сожалению, ситуация прямо противоположна. Во-первых, сегодня мы должны прекрасно осознавать, что под ударом со стороны США находится Иран. Эта одна из осей зла. После освоения Ирака, видимо, удар может быть нанесен по Ирану. Это может быть или прямая военная интервенция, или бархатная революция, или разжигание межнациональных беспорядков. И в этих условиях надо прекрасно понимать, что мы не являемся основным игроком в регионе. Иран сегодня ведет арьергардные бои, пытаясь защитить себя и отодвинуть эту угрозу. Что касается Турции. При всех возможных разногласиях, которые возникли в связи с Ираком между Турцией и США, все равно следует рассматривать Турцию как ближайшего союзника США в регионе. Турция идет в ЕС, и американцы давят на Европу, чтобы Турцию приняли в ЕС. Я думаю, что неслучайно Турция идет на уступки по Кипру, для того, чтобы и Кипр вошел в ЕС, и Турция вошла в ЕС.

Это означает, что все-таки в этой геополитической игре у России если и есть какой-то потенциал в создании альянса, то это со слабым, внутренне не очень устойчивым Ираном, который действительно не хочет большего присутствия в регионе США и вообще других стран. Потому что только на данном этапе союз России и Ирана без внешнего воздействия, только этот союз может создать некий баланс в регионе, потому что в этом балансе заинтересована еще только Армения. Именно поэтому, я помню, как покойный Александр Лебедь, будучи в Совете Безопасности, пытался создать некий альянс: Афины-Москва-Ереван-Тегеран. Некая попытка окружения Турции с двух сторон. Потому что Турция мощная, динамично развивающаяся страна. Вот почему-то мне кажется, что здесь нужно искать нечто другое.

Что может быть "нечто другое" на мой взгляд? А нечто другое – это, конечно, попытки на новых основах договариваться с Вашингтоном и с Европой. Потому что Вашингтон близок к тому, что, как говорил Кеннеди, он не может без конца увеличивать дефицит собственного государственного бюджета. Вашингтон не может напрягаться для того, чтобы завоевывать все новые и новые территории. Вашингтону самому нужны союзники. И я думаю, что в нынешних условиях у России есть возможность договориться с Вашингтоном о разделении роли и обязанностей на Кавказе. Схема примерно такая. Американцы усиливают собственные позиции на Ближнем Востоке, это несколько дальше от нас, это ближе и по нефтяным вопросам, и по поводу Израиля, и по другим вопросам к интересам Вашингтона. А вот на Кавказе не нарушается баланс, который сложился. Остается этот регион не через конкуренцию с Вашингтоном и вытеснения Вашингтона, а просто через совместные обязательства удержать некий баланс, который существует в этом регионе, и толкать страны этого региона, даже имея свои конфликты, к определенному взаимодействию и сотрудничеству. Я думаю, даже через совместную выработку некой формулы решения конфликтных проблем, которые есть в этом регионе. Потому что без третьей сверхсилы в регионе ни одни конфликты внутри не будут решены, и, между прочим, ни Армянское руководство, ни Грузинское, ни Абхазское никогда не пойдут на компромиссы. А вот если сверхсила извне навязывает решение и заставляет реализовывать это решение, то с этим все смиряются, потому что против лома нет приема. И тогда совместными усилиями осуществляются совместные экономические проекты, совместные нефтяные, газовые, транспортные и прочие, которые позволяют превратить этот регион в зону конструктивного сотрудничества с учетом особых интересов России. И если в других регионах мы идем к ним навстречу, в этом регионе, если мы действительно внятно покажем, что это вот та зона жизненных интересов, где мы не сможем отступить ни шагу, я думаю, что Вашингтон может пойти навстречу.

Альберт Чернышёв: Это если ни шагу. Потому что на примере Ирака мы уже видели, что можно выходить из такого рода взаимопонимания, договоренности. Там "зарыто" наших 8 миллиардов, и это очень серьезные вещи. Что касается США, то здесь надо прямо говорить, и говорить на самом высоком уровне. Мы зашли, как говорится, в сферу наших коренных интересов.

Вагиф Гусейнов: Я считаю, что то, что предложил Александр – это интересно. Я думаю, что те страны, которые назвал Александр (Турция и Иран), при определенных ситуациях могут вполне активно участвовать в этой конструкции. На мой взгляд, это наиболее реально, нежели уповать на какое-то абстрактное желание США каким-то образом с нами более активным образом сотрудничать и т. д. Я считаю, что создание какого-то крепкого ядра у южных границ России, в виду того, что Александр предложил, это предложение может по разному модернизироваться, но это вообще-то заслуживает внимания.

Виталий Аверьянов: У меня недавно вышла книга "Природа русской экспансии", то есть то, о чем мы сегодня говорим, где построена концепция трех смутных времен России. Было три смутных времени, последнее из них только-только сейчас заканчивается, и вот, говорят, что сейчас Россия сворачивается, - это верно, но она уже не сворачивается, она закончила свое сворачивание. Но как экспансии, так и сворачиванию нет предела, к сожалению. Поэтому мне представляется, что это чисто оборонительный подход - удержать нынешние границы на Северном Кавказе, - какой-то период он, может быть, окажется и верным. Но при этом, как верно было сказано, необходимо наращивать свое экономическое присутствие у ближайших соседей, и не только экономическое. То есть, есть более существенные технологии, в частности, наращивание политического присутствия в странах Южного Кавказа, может быть, действительно, в Иране. А политическое присутствие предполагает, что в этих странах существует определенная пророссийская диаспора. Это могут быть люди, которые просто политически тяготеют к России, и этих людей надо всячески поддерживать. Вот это политическое присутствие в странах России было бы, может быть, наиболее реалистичным.

Виталий Третьяков: Вы под понятием "политическое присутствие" понимаете, в частности, то, что в какие-то моменты это политическое присутствие проявляет себя в виде бархатных революций на подобие той, которая произошла в Грузии?

Виталий Аверьянов: Существовало, как бы гипотетически, может быть два сценария возвращения России в Грузию. Один – это возвращение частей Грузии по частям, а другое – это возвращение Грузии целиком. Ясно, что геостратегически возвращение целиком - более предпочтительный вариант. Я не знаю, что думает нынешнее руководство России по этому поводу, но, скорее всего, оно склоняется к этому варианту, судя по тому, как развиваются события. Поэтому что касается бархатной революции, то правильнее было бы сказать не бархатная революция, а постепенная, все большая поддержка той части элиты, которая поддерживает Россию, с тем, чтобы она пришла к власти. Это не обязательно революция.

Александр Дугин: Одно замечание. Здесь есть очень важный момент. Когда мы говорим про российские силы в Иране, в Турции, на Кавказе, в Армении, в Азербайджане и даже на Северном Кавказе, мы говорим с разной степенью пропорции, но о таком политическом меньшенстве при нынешнем состоянии России, на которую ни в коем случае нельзя делать ставку. Если Россия выйдет на Кавказ и к своим интеграционным геополитическим задачам с идеей укрепления собственной национальной государственности как русские, как национальное государство, мы оттуда с такой же скоростью и укатимся, потому что народы только сейчас осознают свою независимость, никто не пожертвует ничем из своих собственных национальных интересов. И, более того, национальная идея России – это локальная идея России. Когда она была советской или имперской, она была сверхлокальной, теперь это национальное государство. На мой взгляд, самое важное, это каково идеологическое прикрытие наших геополитических шагов, оно должно быть другим, оно должно быть надроссийским, наднациональным, то есть евразийским. Иными словами, на Кавказ мы должны приходить с евразийской идеей, с евразийской логистикой подхода, который должен найти новый язык для Кавказа. Тогда нас поймут турки, тогда нас поймут армяне, азербайджанцы, грузины и иранцы. И мы должны каждому из этих народов, из этих уникальных анклавов предложить некий выход в соответствии с теми глобальными вызовами, трендами, современными трендами, в которых мы живем.

Виталий Третьяков: Но Европейская цивилизация предлагает такую идею. Это в перспективе вступление в ЕС и, как они говорят, все европейские ценности, в первую очередь материальные, заодно и духовные, становятся вашими, мы с вами делимся. Но в России большевики дали такую идею и она работала, она будет конкурировать с той, которая сейчас доминирует.

Андраник Мигранян: Получается очень интересная, с точки зрения конструкции каких-то логических схем, и Александр абсолютно прав. Но, увы, к сожалению, это не имеет никакого отношения к реальности, потому что надо дать идею. Что значит "надо дать идею"? Когда пришли большевики, они давали некую идею материальной силы, потому что за этой идеей были реальные политические силы и реальные социальные силы. Но здесь мы сталкиваемся уже с двумя существующими великими идеями. И все наши евразийцы игнорируют эту вещь. Вы посмотрите, с чем вы имеете дело? Это Брюссель, это расширяющаяся Европа, это клуб богатых процветающих продвинутых стран, куда все хотят вступить. И это глобализм. Это мир, построенный по глобальным американским схемам. Опять же, они богатые, продвинутые, с грандиозными ресурсами. Поэтому, это значит, что надо осознавать, что вы должны предложить некий проект, конкурентоспособный глобализму Европейства.

Александр Дугин: Надо сделать Евразийство способным.

Андраник Мигранян: Надо сделать - это прекрасно. Мы можем говорить и 300 лет, так и не делая его. Большевики готовы были за это пролить море крови. Люди сегодня не хотят пролить море крови, - люди не захотели пальцем шевельнуть, чтобы сохранить державу. Сегодня, между прочим, центральный вектор развития Российского государства - это включение в цивилизационные страны, в Европу, и становление в ряд с теми государствами, которые имеют демократические институты и ценности, развитые рыночные механизмы. Других идей сегодня не существует, и Россия для себя избрала это как магистральное направление. Поэтому евразийская идея может существовать, она в принципе, и существует с начала 90-х годов, как маргинальная, идеологическая схема, противостоящая Западу. То есть, скажем, придёт некий Ленин, Сталин и т. д., и все ресурсы и ядерное оружие бросит на то, чтобы приостановить это тотальное зло. Во-первых, это контрпродуктивно, во-вторых, евразийство как позитивная идея не существует, кроме разве что географического представления о Евразии.

Я просто хочу сказать, что на данном этапе против действующих и реализующихся двух проектов, по крайней мере, на уровне реальности, мы можем предложить вот следующую умозрительную конструкцию. В российском обществе подавляющее большинство поддерживает идею интеграции в Европу с её ценностями и институтами, с её благополучием и решением многих социальных и прочих вопросов, и эта традиция, идущая от Петра, и собственно говоря, это единственная дорога, которая оставляет России возможность и способность подняться и быть наравне с другими.

Виталий Третьяков: По крайней мере, три стратегии действий России во всем Кавказском регионе, а не только в Северном Кавказе, мы обсудили. Я не буду их перечислять. И сошлись в том, что ни одной из них на сегодняшний день Россия внятно не придерживается, и вообще не понятно, какой, собственно говоря, стратегии она придерживается. Вопрос такой. Если в перспективе 5-10 ближайших лет так и не появится стратегии, не будет выбран ни один из этих вариантов или какой-то другой, но радикально решающий проблему, то что ждет весь этот Кавказский регион, и Северный и Южный?

Альберт Чернышёв: Вы знаете, может быть и то и другое. Может и взрывоопасность возрасти, а может быть и успокоение.

Александр Дугин: Я считаю, что у России есть только один выход – это Евразийская политика на Кавказе и на южном направлении. Если она не будет предпринятая и осуществлена консолидированным образом, нас ждет мощное волнение и на Северном Кавказе и в Закавказских республиках, и те и другие точки тлеют, и, безусловно, эта линия перекинется на распад России. Поэтому, на мой взгляд, у нас нет выбора.

Виталий Аверьянов: Кавказ является очень чутким барометром внутреннего политического состояния России. Оно сразу подает сигналы, как только меняется или зашкаливает и уходит за нулевую отметку. И если их не будет, этих стратегических концепций, то все компромиссы приведут к сдаче позиций, а на самом Кавказе конфликты, которые тлеют как на Северном Кавказе, так и на Юге, они наверняка будут разгораться.

Вагиф Гусейнов: Я, все-таки, с оптимизмом смотрю в будущее и полагаю, что ближайшие несколько лет мы будем свидетелями более внятной, более продуктивной политики России на Кавказе.

Андраник Мигранян: Вопрос был сформулирован по-другому: если все-таки это произойдет. Так вот мой ответ, если этого не произойдет, то, конечно, усилится экспансия США в этот регион, конфликты будут решены, но решены не Россией и не вместе с Россией, а отдельно США и своими союзниками в этом регионе. И конечно регион будет окончательно потерян для России, что в свою очередь неминуемо приведет к тому, что начнутся более серьезные дезинтеграционные процессы и на Северном Кавказе, потому что Кавказ – это единая система. Американские геополитики прекрасно понимают, что своей политикой они берут в клещи две страны, принципиально важные для них – Россию и Иран, и ещё Турция. Они со всех сторон окружают наиболее важные страны этого региона. И, конечно, они будут иметь огромные возможности повлиять на внутриполитическое развитие и в Турции, и в Иране, и в России.