Постепенно мы узнали Запад лучше. Когда многие русские побывали на Западе, когда западные товары и технологии к нам проникли, мы увидели, что все далеко не так, как нам казалось. Что-то на Западе, действительно, хорошо, эффективно, а что-то совершенно неэффективно. Тем не менее, равнение на западные стандарты продолжалось. Хотя идеология западничества в России уже стала немодной, и постепенно она стала уступать место патриотизму - все равно ориентация на Запад как на носителя социально-политических стандартов сохранялась.
И вот сегодня мы видим в Европе, во Франции фундаментальный сбой в работе всей этой системы. Приезжает чуть большее количество людей неевропейского происхождения, и вся система распадается в тартарары. И нет уже Запада на самом деле. Он просто сломался перед малейшим вызовом глобализации. Все его модели потерпели крах. И во Франции из-за такого пустяка, как хулиганство в предместьях Парижа, вынуждены вводить чрезвычайное положение. Чего не было в стране со времен Алжирской войны.
"Вести": Александр Гельевич, вы говорите о кризисе системы. Но есть мнение, что в основе событий в Париже лежит все-таки война цивилизаций…
Александр Дугин: Нет, то, что мы видим во Франции – это тотальный кризис. Ведь во Франции не цивилизация, скажем, исламская или арабская восстала на цивилизацию европейскую. Во Франции с треском провалилась идея гражданского общества. Идея, которая лежит в основе всей западной системы ценностей. Эта идея оказалась не универсальной, не эффективной. Так вот здесь и есть прямая связь между Парижем и Москвой – если мы и дальше будем двигаться в том же направлении, в сторону Запада, если мы немедленно не остановимся и не вернемся к своим собственным корням, нам грозит такой же кризис системы.
Человек, которого не было
"Вести": Хорошо, но почему рухнула эта система западного мира – ведь она существовала столько веков?
Александр Дугин: Западно-европейская система проходила в своей истории, в своем становлении самые разнообразные стадии. Еще сто лет не прошло, как в Европе бушевали совершенно дикие войны - идеологические, политические. И если говорить о Западе, притягательном для позднесоветского человека, то это явление уже послевоенное. Всего 30-40 лет на самом деле продержался этот хваленый, мирный, тихий Запад после той последней, страшной войны – и рассыпался на наших глазах. И если мы как бы по инерции сделаем еще один маленький шажок в сторону Запада, то все, что происходит сейчас во Франции, мгновенно окажется в России. Потому что сам центр, Святая Святых нынешней западно-европейской культуры – представление о гражданстве и открытом обществе – разлетелось вдребезги на наших глазах в течение двух недель. Оказалось – представление о человеке как о гражданине, оторванном от религии, от культуры, от этноса, от расы и так далее – это просто фикция. Такого человека нет, и не было никогда.
"Вести": То есть вы хотите сказать, что либеральный гражданин демократического сообщества - это такое же искусственное создание как советский человек?
Александр Дугин: Конечно. Этого европейского индивидуального гражданина – гражданина мира, глобального такого, который поживет сегодня здесь, завтра – там, который получает единое образование, говорит на общем языке – такого существа, такого явления просто не оказалось. Как только критическое число – причем не очень большое, всего 10 процентов эмигрантов неевропейского происхождения скопилось в Европе – этот миф об общечеловеке рухнул. Казалось бы с точки зрения либеральной теории абсолютно все равно, какого происхождении человек – европейского или неевропейского. С точки зрения теории о правах человека, о гражданском отрытом обществе, нет никакой разницы – это человек магрибинского происхождения или коренной француз, католик или мусульманин. И с точки зрения французского права человек, получивший французское гражданство вчера, или человек, чей род веками жил во Франции – это одно и тоже правовое явление. На этом универсальном гражданине - без признаков религии, культуры, этноса, расы - строится вся западная система. И как только это отождествление разлетается вдребезги, вся система рушится – вот это сегодня и происходит.
Иными словами – России дан последний знак. Еще один шаг в сторону универсализма, либеральных ценностей, индивидуализма и открытого общества – и нам грозит то же самое.
Гордость и предубеждение
"Вести": Ну, наверное, не случайно англичане отреагировали на события в Париже очень оперативно. Уже полвека в английской армии не было института капелланов. Теперь этот институт срочно восстановлен, причем капелланами назначены не только священники англиканской церкви, но и муллы, раввины, индуистские брахманы, буддийские монахи. То есть Великобритания как бы начинает четко сегментировать свое дотоле секуляризированное общество по религиозно-этническому принципу.
Александр Дугин: И нам пора вспомнить, что существует коллективная идентичность, существует этническая идентичность, существует религиозная идентичность. И совершенно не обязательно это идентичность негативная. Если человек живет в России и он гражданин России, это очень правильно и хорошо. Но с другой стороны это еще далеко не все. Дальше надо смотреть – какой это гражданин России. Надо определенным образом заведомо позитивно, дружелюбно, доброжелательно описывать гражданина по еще неким дополнительным признакам его коллективной идентификации – против чего фундаментально и была направлена вся европейская, особенно французская социально-политическая система, начиная с времен якобинцев. Это и привело к полному краху нынешнюю Францию.
Сегодня этот кризис гораздо глубже, чем кажется. Дело не в том, что горят несколько сотен предместий и молодежь магрибинского происхождения закидывает «коктейлем Молотова» машины и детские сады. Все гораздо, гораздо глубже. Сегодня пылает и рушится система открытого гражданского общества. Либеральная Европа исчезла на наших глазах за 2-3 недели.
Видите ли, признав коллективную идентичность, как политическую, юридическую, социальную реальность, мы просто посмотрим правде в глаза. Мы скажем – вот здесь назревает конфликт, вот здесь существуют предпосылки социальных трений, вот здесь вероятны вспышки социальных проблем. Мы посмотрим на это просто с холодным прагматическим реализмом. И предложим ту систему общественного устройства, которая оптимальнее всего соответствует нашим историческим условиям. Без всякого желания предложить нашу систему в качестве универсальной, например, Африке, Индии, Японии, Америке – кому угодно. Мы просто создадим модель, соответствующую нашему историческому и географическому моменту – вот и все.
В чём сила, брат?
"Вести": Александр Гельевич, французские интеллектуалы сейчас ищут выход из ситуации. И на телеэкране видно, что на первый план опять выходят крайности. Либо позиция Жан Мари Ле Пена – зажмем все, перекроем все границы; либо, скажем, вариант, недавно озвученной представителем системы французских колледжей в России: «У нас есть девиз – свобода, равенство и братство. Свобода и равенство у нас как бы реализовались, вот братства не хватает». Как вы считаете – каким путем будет выходить из этого кризиса Франция?
Александр Дугин: Братство может быть только между братьями. То есть либо между родственными группами, либо группами, объединенными некоей сакральной идеей. Например, монашеское братство…Я думаю, что Франция никак не выйдет из этой ситуации. Поскольку выйти из этого положения можно только после сноса всей социально-политической системы. Но это невозможно и нереально. Поэтому пожар сейчас потушат. Но Франция будет стремительно агонизировать на наших глазах, она будет просто превращаться в ничто. Конечно, следующим этапом будет резкий подъем националистических настроений уже среди коренных французов. Думаю, что Ле Пен сгребет огромное количество голосов и получит доселе невиданную поддержку. Кстати, за этот же электорат будут биться и министр внутренних дел Николя Саркози и другие. Ну и что? Ли Пен не является носителем какой-то новой идеи, он просто будет эксплуатировать существующий кризис. И дальше углублять провал фундаментальной и мощной социально-политической модели.
Если мы, русские, не перестанем следовать за Западом, с нами произойдет тоже самое. Можно любить европейскую культуру. Но она, в общем-то, давно закончилась. Можно любить европейскую живопись, но посмотрите, какую пошлятину, какое уродство малюют современные западные художники…
"Вести": Понятно, что мы имеем дело с постмодернистским, постхристианским обществом…
Александр Дугин: Зачем нам, русским людям - сохранившим традиции, сохранившим еще какие-то устои, нравственность, эстетические ценности, чувство красоты, четкие религиозные представления – зачем нам это безобразие? Ну хорошо, когда мы еще этот современный Запад не знали, мы еще могли испытывать иллюзии, что это Запад Ницше и Хайдеггера, Сартра и Дали. Но сейчас мы видим, что западный мир становится иным. Мы видим предместья Парижа. Нормальный магрибинец, нормальный негр, нормальный турок смотрится в своих странах великолепно – он сидит там, ковыряет в носу, или что-то мастерит необыкновенное, чешет пятку, или строит что-то прекрасное, едет куда-то на велосипеде, на автомобиле стареньком – он при деле, он живет и совершенно не вызывает ощущения человека второго сорта.
Но люди, попадающие в эти французские кварталы, перестают быть неграми, перестают быть арабами. Они выпадают из своей цивилизации, но они и не становятся европейцами. Потому что сами европейцы им ничего предложить не могут. Что может предложить им сегодня Запад? Посмотреть порножурнал или в лучшем случае подавать гамбургеры в барах? Поэтому я считаю, что в предместьях Парижа разгулялись не пассионарные исламские юноши, а может быть, юноши очень несчастные. Там нет никакой пассионарности. На самом деле это человеческая трагедия. Какая там французская или европейская идентичность? Понимаете, что там происходит?
Восточный акцент
Александр Дугин: И конечно, будущее теперь за Востоком. Посмотрите – как осторожно, как постепенно двигаются в своем развитии общества Востока. Да, у них очень большие проблемы. Но тот же Китай – какая сильная идентичность. Индия – как они умудрились спокойно нести свою культуру, а сегодня уже воплощают ее в крупные стратегические проекты. Конечно, традиционный Восток сегодня выигрывает у Запада во всех отношениях. Он моложе, он многочисленнее, он собраннее, он сильнее, он проявляет жизненные качества, которые современному Западу просто не снились. Поэтому Россия должна смотреть на себя и на Восток.
С Востоком очень интересно разговаривать. Там много всего свежего, можно чему-то поучиться, можно что-то продать, впарить, например – нашу культуру, она вполне конкурентноспособна. Но с Западом, к сожалению, разговаривать уже смысла нет. Ну что там кроме предместий Парижа осталось на самом деле? Ну конечно, хорошие маленькие городки Фландрии, Голландии – уютные, симпатичные - но долги ли им осталось? И туда скоро приедут общечеловеки, неудавшиеся граждане глобального мира. И все эти прекрасные европейские местечки просто исчезнут, испарятся. Не дай Бог России двигаться в направлении этого Запада.
Я думаю, что всех наших западников – а их сейчас совсем крошечное количество осталось в России – надо отправить работать в посольства европейских стран. То есть не наказать их за перестройку, реформы, а наградить их за эти преступления против человечества. Но так, чтобы они не мешались у нас под ногами в Москве и в России. Европейских посольств, думаю, на всех хватит, Кого отправить послом, кого третьим секретарем, кого денщиком. И забить, укомплектовать посольства европейские этими западниками нашими. А остальным гражданам России – строить нашу собственную страну, думать, работать, жить.
Предсказание Шпенглера
"Вести": Александр Гельевич, а может быть, это просто счастье нашего народа, России, что мы – не Запад и не Восток? Что в какой-то момент, когда западная цивилизация поднималась, у нас была возможность – конечно, жесткими мерами, с помощью петровских реформ – повернуть на Запад. А теперь, когда поднимается Восток, у нас есть возможность повернуть на Восток.
Александр Дугин: Да, география – это судьба. И поэтому каждый народ должен извлекать пользу из своего географического положения, проекцией которого является его культура. Это основа геополитики, основа евразийства. Конечно, Россия – евразийское государство, евразийская страна, евразийская цивилизация. Полноценная цивилизация. Она не восточная и не западная, мы можем поворачиваться к Западу, можем – к Востоку. Но это не значит, что мы не должны быть в диалоге. С Востоком мы еще и не разговаривали, как следует. Востока мы не знаем на самом деле. Когда Западу было что сказать, с ним было интересно разговаривать. Сейчас, к сожалению, с Западом говорить неинтересно, Запад нам ничего сказать не может. Никакой мысли там сегодня, никакой души, никакой энергии, никакой культуры – ничего там нет. Он просто закончился, он просто исчез, ушел из истории…
"Вести": Освальд Шпенглер предсказал это довольно точно…
Александр Дугин: Да, Шпенглер это сказал правильно. Хотя это было сто лет назад и тогда еще не было заката Европы. Он его предсказал на самом деле.
"Вести": Александр Гельевич, когда-то, разворачивая страну на Запад, Петр Первый принес ей огромные несчастья. Россия заплатила за этот разворот большим числом погибших людей. А за начало этого поворота на Запад Россия заплатила Великим Расколом. Часть населения, старообрядцы, фактически отказались идти по этому пути. Скажите – теперь поворот на Восток тоже потребует каких-то жертв?
Александр Дугин: Я думаю, что нам вообще не придется никуда поворачивать. Мы должны стоять на своем месте. Говорить с Востоком не значит куда-то двигаться. Это значит просто сказать: «Здравствуйте, дорогие китайские коллеги, как у вас там?» Мы же вместо того, чтобы сказать: «Здравствуйте, дорогие китайские коллеги. Как вы живете и вообще что вы думаете?», вместо этого мы сразу говорим: «Вас так много и вы к нам лезете», или: «Не хотите купить нас? Вот вам наша Восточная Сибирь!» А мы говорить должны с достоинством. Мы должны разговаривать так: «Вот мы – русские, а вы – нерусские. И как у вас, нерусских, таких вот симпатичных, желтых, или не очень симпатичных, и не желтых, а красных и зеленых – как у вас обстоят дела с тем, с другим?»
Упаси нас Бог подражать Востоку. Вообще не надо никому подражать. Мы прекрасный мир, прекрасная цивилизация. У нас есть все основания для выработки четкой, последовательной, законченной, импозантной идентичности. Русские чего только не насоздавали – мы создали великую литературу, великое искусство, у нас потрясающая религия – мы сохранили то, что все остальные христианские церкви растеряли. И у нас замечательные люди – самые красивые девушки, замечательные дети – веселые, щекастые, таких ни у кого нет. Это наше богатство. Поэтому подражать Востоку так, как мы подражали Западу, тоже совершенно не стоит. Надо стоять на своем мест и с Востоком разговаривать. Но главное мы должны покончить с инерцией западничества, и восстановить свою идентичность…
Ганзейский союз
"Вести": Александр Гельевич, вот мы говорим о необходимости идентичности – этнической, религиозной. У нас в Латвии довольно четко разделены две общины – латышская и русскоязычная. Но и у нас идут миграционные процессы. После вступления в ЕС сотни тысяч молодых людей уехали работать в Ирландию, Англию. И сейчас Латвии не хватает рабочих рук. Планируется ввоз мигрантов. Скажите, как этот миграционный поток может сказаться на общей ситуации в стране, где отношения между двумя диаспорами и так достаточно напряженные?
Александр Дугин: Мне трудно говорить о Латвии. С одной стороны, я понимаю, что латышский народ, латышская культура имеют право на защиту своей идентичности. Они оказались маленьким этносом в жестоком каркасе советской империи. Но дело в том, что сегодня перспектив у таких государств как Латвия мало. Им трудно сохранить свою суверенность. Значит, они должны быть в каком-то блоке. В блоке они могут быть либо в российском - но это по понятным причинам невозможно, потому что они нас не любят – либо соответственно в блоке с НАТО, ЕС. Но это какая-то глубокая периферия НАТО, периферия ЕС.
Не знаю, может быть, таким маленьким странам, как Латвия, Литва, Эстония надо создать своего рода Ганзейскую империю – такую вот балтийскую федерацию? И включить туда, например, еще финнов или поляков. Создать империю, куда будут входить разные государства, народы, этносы – в том числе и часть русского народа. Там, наверное, много русских наберется. И в этом Ганзейском Союзе можно было бы создать Сейм такой, парламент специальный русский. Но в рамках такого маленького государства, как Латвия это сделать нельзя. Надо объединиться в более крупную систему.
А русским людям в Латвии как жить? Конечно, нам очень больно и мы переживаем за русских. Но какой здесь выход? Не обращать особое внимание на отношение соседа. Знаете, как это бывает – с соседом отношения не сложились, но люди всю жизнь рядом живут. Это явление не фундаментальное, хоть и портит настроение. Это надо рассматривать как некое временное неудобство – как дождь, как протекающую крышу, как работающую бетономешалку под окнами. Надо строить свои собственные, автономные социальные системы, школы – как это делали старообрядцы. Старообрядцы в свое время в изоляции создали очень прочную систему выживания.
"Вести": В Латвии между прочим одна из самых крупных староверских общин в мире…
Александр Дугин: Да, они бежали от преследований, от царизма. Кстати, они никогда в Латвии проблем не создавали. Старообрядцы – они же и в российское общество не интегрируются. И в латышское они особо не интегрировались – жили себе и все…
Злодей на пенсии
"Вести": Хорошо, тогда мы хотели у вас спросить – вот в нашу маленькую Латвию последнее время зачастил господин Березовский. Его недавно объявили персоной нон грата, но все-таки они как бы виртуально остался в нашей стране. Скажите, какой ему смысл финансировать средства массовой информации в Латвии, фонды? Какая у него здесь может быть цель?
Александр Дугин: Ну, чтобы досадить русским, Путину. Березовский – это такой профессор Мариарти на пенсии. Он такой злодей, который постепенно становится все менее и менее страшным. Потому что приходят новые более страшные злодеи, а он – злодей такой опереточный, немножко застывший во времени. Он делает какую-то интригу, а в результате никто не страдает. Он пытается кого-то отравить, а сдохнет, в лучшем случае, его домашний кот. Вот такой смешной злодей, вышедший на пенсию, на мой взгляд. Он чего-то рыщет, что-то сплетничает. Плетет такие злокозненные, опасные интриги, но опасны они для каких-то микроскопических явлений.
Если раньше он управлял страной, действительно рушил государство, войны развязывал, тут же снимал с военных ренту, то сейчас он, можно сказать, ставит эксперименты над мышами. Приехал в Латвию – уехал из Латвии. Объявили его персоной нон грата – не объявили. Нормальный человек просто не обратил бы не это внимание. Потому что обращать на это внимание не прилично. А Березовский обижался, говорил, что он там дружит с Нилом Бушем, и как бы готовил какие-то иски в Страсбургский суд. На самом деле так ведет себя, так сказать, дьявол на пенсии – ну еще блестит глаз, еще копытцем постукивает, но уже не страшно – даже Нилу Бушу…
Самые русские русские
"Вести": Александр Гельевич, возвращаясь к староверам, заметим - последнее время вы в своих геополитических проектах тали выделять из общей массы русского народа старообрядцев, как особую группу, которая должна взять на себя главную роль в возрождении страны. Сейчас интерес к староверам – это уже тенденция. Скажем, на сайте иностранных СМИ староверы упоминаются в двух статьях из десяти – в английской газете и в американской. Как вы объясняете такой интерес к старообрядцам сегодня? Почему они вдруг стали так актуальны?
Александр Дугин: По многим причинам. Дело в том, что старообрядцы – это, во-первых, ядро русского этноса. Русские отождествлялись с государственностью очень давно. И ценой за это отождествление стала потеря их этнической самобытности. Русские стали общегосударственными, стали «государевыми людьми», стали людьми «кадровыми», как их называют старообрядцы. То есть русские, строя империю, в действительности перешли от этноса к нации. Это очень важный момент. Русские стали элементом некоей государственной бюрократической машины. А старообрядцы остались этносом, они остались народом. И их вера, этническое, историческое самосознание базируется не на современном государстве, а на том, чем когда-то была Русь и чем она давно перестала быть.
Соответственно – это некое ядро русского народа отдельное от российской государственности. Русский этнос воплощен в старообрядцах, это и есть ядро, это и есть русские на самом деле.
У старообрядцев сохранилось представление о русской государственности, как о государстве византийско-сотериологическом – то есть о государстве как о форме спасения души. Подчинение такому православному государству является формой аскезы и формой спасения души. Как только после Раскола российская государственность перестала выполнять эту функцию, как только оно изменило своей внутренней сути, оно потеряло свою ценность в глазах старообрядцев. Это принципиальный момент.
Я думаю, что многие американские и вообще западные спецслужбы в принципе хотели бы воспользоваться этим для того, чтобы нанести удар по российской государственности. То есть прагматически использовать старообрядцев. Но это абсолютно невозможно. В свое время даже самых крайних, «бегунов», которые живут без паспортов, без документов, пытались поднять на восстание – и ничего не получилось.
А с другой стороны старообрядцы – самые последовательные борцы с Антихристом. А Западный мир все ближе и ближе подходит к формам Антихриста. Поэтому в этом метафизическом смысле интерес к старообрядчеству Запада – это интерес к наиболее авангардному отряду тех, кто борется против князя мира сего. Этот интерес вызван таким как бы острожным любопытством к тем существам, которые совершенно имунны к козням и проделкам Зла. И вообще старообрядчество – это Святая Святых русского этноса, русского народа, русского самосознания. И нет ничего более чистого, ничего более правильного, ничего более ценного в современной России и вне ее в русском народе, чем старообрядцы.
Новое Средневековье
"Вести": Александр Гельевич, в одном из своих интервью вы сказали о том, что нам предстоит возвращение в Средневековье – вопрос только в том, будет ли это русское Средневековье или Средневековье какой-нибудь окраины Арабского халифата. Вы имели в виду только возвращение к строгим нормам христианской нравственности и морали, к идеалам древней Святой Руси, или такое техническое Средневековье тоже?
Александр Дугин: Я имел в виду, что весь мир заканчивает эпоху модерна. Вышел из нее, И никуда кроме как к тому, что было до модерна – то есть к Средневековью – идти некуда. Другое дело – кто какое Средневековье построит. Мусульмане придут к своему Средневековью. Американцы строят свою империю – такую как бы сказать неосредневековую.
"Вести": С крестовыми походами…
Александр Дугин: Да. А мы должны свою построить. Москва – Третий Рим. Замечательно – вернуться к дораскольным временам. А что касается технической части, то я вообще считаю, что технические изобретения это плохо с двух и даже с трех точек зрения. Первое, когда техника становится самоценностью, когда говорят «Ну, как же, у них есть стиральная машина, а у нас нет». Сама логика такой ценностной ориентации на самом деле глубоко порочна. Если мы начинаем оценивать то или иное состояние исходя из технических удобств, то за этим стоит слом – слом глубинной идеологии, слом духовности, веры и так далее.
Второе – все, что принадлежит технике, выходит из природы, но туда не возвращается, Оно принципиально загрязняет окружающую среду. Это отвратительное свойство техники – она появляется на свет и никуда не исчезает. Вот, например, из руды мы делаем проволоку какую-нибудь. Ставим ее куда-нибудь в столб, потом столб гниет, исчезает, а это проволока десятилетиями торчит из земли, напоминая о чем-то никому непонятном на самом деле…
В-третьих, техника – это, безусловно, то, что отчуждает нас от мира, что становится между нами и миром. И я думаю, что техника на самом деле - порочна. И, в конце концов, она человечество погубит. И когда мне говорят: «Ну, вот как же возвращаться в Новое Средневековье, а там не будет «мерседеса»?», я отвечаю: «В принципе, в Новом Средневековье «мерседес» может и быть. Поскольку оно новое. А не то, что было». Но в тоже время я хочу сказать, что если бы там даже не было «мерседеса», от этого Новое Средневековье не только бы не пострадало, а только выиграло бы. Хотя надо признать, что, скорее всего, и стиральная машина, и «мерседес» в Новом Средневековье останутся. К сожалению.
И это пройдёт…
"Вести": Александр Гельевич, в истории человечества за три тысячелетия такие кульбиты происходили, такие повороты. Интересно, а с чем могут быть сравнимы наши времена? Невольно возникает ассоциация – вот Форум в Древнем Риме, там идут сложнейшие философские и политические диспуты. Проходит два-три месяца. И на этом Форуме уже пасутся козы… А Византийская империя, которая в отличие от Древнего Рима не ушла в языческие культы, а твердо держалась православия, еще простояла 1200 лет…
Александр Дугин: Да, на самом деле, сколько было государств и стран. А все песком занесло. Как говорил один из пророков: «Ну и что, где ты, Вавилон, стоял? Гремел, звенел, ходил, трясся – и что? Нет тебя, Вавилон». Песочек там какой-то, болотце. И три каких-то человечка копаются в яме… Вот точно также груда мусора останется от Западной цивилизации. И люди удивятся: «И как это нас дернуло столько веков заниматься чем-то не тем, и еще с таким пафосом. С такой серьезностью».
Вспомним, сколько советских книг было написано о вечности советской системы. Сейчас уже непонятно куда и как их использовать – может, в утиль, в сырье сдавать. Сейчас же не собирают пионеры утильсырье? Совсем некуда их сдавать – эти чудовищные книги. Тонны книг, написанных для советских людей. Вообще – где сами советские люди, которых с таким трудом воспитывали? Остался пшик один. На наших глазах крупнейшая такая, солиднейшая цивилизация распалась в прах. Оставив после себя каких-то неприкаянных олигархов - мятущихся, безумных и вороватых…
"Вести": Александр Гельевич, вы говорите, что староверы – это та группа русского населения, которая может помочь возрождению государства. Скажите, какое государство в Новом Средневековье будут строить старообрядцы?
Александр Дугин: Я думаю, что старообрядцам не интересно строить что-то обычное. И вообще они лучше бы без государственности жили – только бы их никто не трогал. Старообрядцы – это носители того тайного духа, который сам по себе страна, сам по себе государство, сам по себе общество. Они могут служить стране неким эталоном. Ведь монета, которая является эталоном, не в ходу – ее никто не покупает и не продает. Она хранится где-то за семью запорами. Точно также надо относиться к старообрядчеству. Это на самом деле Святая Святых русского народа, великого православия. Вообще - это соль земли. Поэтому старообрядцев не надо втягивать в социальные процессы, ими надо просто восхищаться и рассматривать как некий абсолютный идеал. Как граждан Града Небесного, которым является великая, невидимая, абсолютная Россия.
Мне представляется, что мы должны строить государство, которое бы тянулось к старообрядцам. И я вижу новую средневековую Россию, как государство – мост, которое тянется к идеалу Святой Руси…
"Вести": Спасибо за эту беседу.
Лариса Персикова
Ника Персикова
