Дмитро Корчинский: Я сказал бы так – вероисповедание всегда радикально, поскольку оно имеет черты тотальности, тоталитарности. Оно всеобъемлющее и вызывающее. И если нам здесь удастся, наконец, создать христианскую общину, которая будет воспринимать собственное вероисповедание всерьез, то радикальнее не бывает. Пока не удалось. Пока что христианство в таком состоянии, что не существует христианских общин, воспринимающих всерьез и буквально вероучение.
"Евразия": Но есть же какие-то современные секты, наподобие хлыстов, какие-то старообрядцы - насколько они близки к буквальному восприятию вероисповедания? Ведь чему-то можно у них научиться? Или нет?
Дмитро Корчинский: Последнее сожжение старообрядцев – это где-то 18-ое столетие, может быть, я что-то пропустил. С тех пор, я думаю, ничего радикального не было. Бегство – это тоже определённый радикальный акт, но мы уже живем в мире, из которого бегство невозможно - некуда бежать. Если раньше Моисей мог бежать в Египет, то сейчас выдают и из Египта. То есть мир однороден во всех своих частях, и невозможно даже бегство. Если методикой старообрядцев по отношению к миру, насколько я понимаю, было бегство, то все, методика закончилась. Бежать некуда.
"Евразия": Возможно, это актуально для тех, кто в современном обществе родился, если они изначально, с детства живут в такой среде. Ведь, скажем, волевым и радикальным актом можно расценивать и то, что последователи вероучения досконально следуют тем догматам и правилам поведения, которые были созданы очень и очень давно и, в общем-то, сейчас культурой никак не поддерживаются, а они, тем не менее, в этой ситуации продолжают их выполнять, когда это стало бессмысленно.
Дмитро Корчинский: Знаете, я очень плохо знаю ситуацию в старообрядческих общинах, честно говоря, и сужу только по внешним признакам. Судить по внешним признакам – это, конечно, поверхностное суждение. Так вот, когда я наблюдаю, что государство толерантно относится к старообрядческим общинам, это значит, что они не исповедуют всерьез. Потому что если нас не преследуют язычники, значит мы недостойные христиане. И если нам не противостоит государство, если государство не воспринимает нас как врагов, значит, мы не относимся всерьез к Исусу Христу. По реакции государства и по реакции общества всегда можно судить о реальной ситуации в общине. Менеджер мира сего не изменился, он стал, конечно, более изощренным, но его подлая сущность осталась. И если он соглашается с нашим существованием, значит, наше существование не имеет смысла.
"Евразия": По Вашему мнению, христианская община должна встречать яростное сопротивление со стороны общества и со стороны государства, и это будет критерием ее качества?
Дмитро Корчинский: Видимо, одним из критериев. Ведь если этого нет, то нет и качества. Потому что у мусульман мы видим качество, я имею в виду радикальных мусульман, по крайней мере, понятно, что они делают, и мы видим всегда критерий – общество ведет с ними борьбу. А у христиан этого нет. Значит, нет и христиан. Это не сегодня началось. Это очевидно. Мы постоянно встречаемся с свидетельствами свинства. Ключи от Гроба Господня держат мусульмане. Каждое утро они открывают христианам путь на Голгофу и каждый вечер его закрывают. Сам Храм Гроба Господня разделен между пятью или шестью христианскими конфессиями, и все с этим согласны. Считают, что это нормально. Значит, что-то не то.
"Евразия": С мусульманами ведет борьбу мир, который, в общем-то, называется христианским, во главе с Соединенными Штатами Америки, с помощью всяких гуманистических идеалов и человеколюбивой пропаганды…
Дмитро Корчинский: Я могу вам сказать, что американцы намного серьезней воспринимают вероисповедание, чем мы с вами. Для них оно значит больше. Скажем, по формальным признакам, 60 процентов американцев регулярно ходят на Воскресную службу в ту и другую секту, конфессию, куда угодно. Это серьезно – представить себе 200 миллионов человек, которые с утра идут на Воскресную службу. Это впечатляюще. У нас - процента 2. И их общины, конечно, намного больше влияют на политику, чем у нас. Вообще мне кажется, что все эти разговоры о «бездуховности» Запада у нас ведутся зря и ведутся слишком долго. Уже тысячи три лет они ведутся, я думаю, что в каком-нибудь третьем столетии до Рождества Христова наши предки в каком-нибудь Приазовье-Причерноморье, практикуя ритуальное людоедство, тоже любили поговорить о бездуховности Запада, может быть, даже критиковали бездуховный Парфенон. С тех пор и мы тут чего-то такое говорим…
В Киеве разрушено все, что можно было разрушить, но мы можем себе позволить покритиковать Брюссель, в котором все сохранено. Есть Штифт Мельк, монастырь под Веной, с одиннадцатого столетия там ни на один день не прекращается церковная служба. Каждый день, с одиннадцатого столетия по сегодня, идет служба. С двенадцатого столетия там функционирует школа для мальчиков, она функционирует 800 лет беспрерывно. Ни на один семестр не были прекращены занятия. Мальчики, которые там сейчас учатся, имеют возможность пользоваться книгами 12-13 столетия. Это школьные библиотеки, они по ним учатся. С пятнадцатого столетия в этом монастыре детский хор. Он функционирует уже пятьсот лет, это один из лучших хоров в Европе. Это непрерывность Традиции.
Если мы сталкиваемся на каждом шагу, на «бездуховном Западе» с такой непрерывной Традицией, то покажите мне следы духовности здесь, в чем они проявляются? Где мы их можем пощупать? Нет ничего. Никаких следов. И поэтому да, как это не парадоксально, современное крестоносцы – это американцы. Когда я вижу в Ираке британские или американские части… британские части с красными крестами на флагах, крестами крестоносцев, сердце у меня бьется учащенно и радостно. Я понимаю, конечно, что это что-то не то, но внешне они выглядят как римские легионеры. Это светится в их глазах. У нас очень принято ругать американскую армию и американского солдата, а это лучшие солдаты в мире сейчас. Это, конечно, горько сознавать, потому что мы неконкурентны и по отношению к исламскому востоку, и по отношению к «бездуховному Западу». У нас меньше духовности, чем на Западе, меньше веры, чем на Востоке, и меньше культуры. Мы утратили ландшафтную составляющую. У нас нет традиционной культуры. Традиции нет. У нас также нет западной образованности.
Мне один приятель рассказывал, он долгое время проработал в Соединенных Штатах, жил в гостинице, и негр-лифтер его поднимал на верхний этаж, он разговорился с этим негром, и негр говорит, что сейчас он учится, оканчивает какие-то курсы, а потом обязательно поступит и окончит университет, и я, говорит негр, буду образованным, уважаемым и очень богатым человеком, и смогу читать книги в предыздании. То есть для него, для этого негра, критерий жизненного успеха ни Мерседес шестисотый, ни вилла, ни гарем из белых женщин, а возможность читать книги в предыздании. У них там, перед тем как издается большой тираж, издается экземпляров от пятиста до тысячи книг, которые рассылаются уважаемым людям, очень известным критикам, профессуре, чтобы они имели возможность ознакомится и, может быть, даже высказаться по этому поводу. И читать книги в предыздании – это знак большого престижа. Это престижно в Штатах. У нас никто не скажет, что он мечтает читать книги в предыздании. На самом деле, надо просто осознавать глубину собственного падения, чтобы иметь шансы подняться. Потому что не осознавая и просто продолжая разговоры о том, что какие все плохие, а мы хорошие, нам не победить.
"Евразия": Вы упомянули, что у нас нет Традиции, о том, что она постоянно прерывалась, вот как на этом фоне Вы относитесь к попыткам реставрации каких-то языческих течений? Лично я считаю, что это давно и напрочь забыто, и это просто придумывание глупых сказок.
Дмитро Корчинский: Да, это толкиенизм. Даже если бы мы на полном серьезе почему-то вдруг решили что-то реконструировать, то существует настолько малое количество источников, что реконструировать ничего бы не удалось. Я думаю, что о древневавилонской религии мы знаем намного больше, чем о тех культах, которые были здесь. Во-первых, видимо, они были очень разнообразны, раздроблены, а во-вторых, ничего нет. «Повесть временных лет» у нас единственный источник, где что-то там упоминается… То есть реконструкция невозможна. Это толкиенизм и фантазирование чего-то нового по аналогии.
"Евразия": Последний вопрос. Благодаря Вам мы провели в Киеве презентацию нового учебника Обществоведение Александра Дугина. Как Вы сами отнеслись к ее появлению, и каково по Вашему ее значение в России и Украине?
Дмитро Корчинский: Ну, я, к сожалению, успел только ее пролистать, и потом у меня ее забрали и все раздали журналистам, которые ее не прочитают, а у нас тут нет ни одного экземпляра, но то, что я успел просмотреть, мне кажется очень полезным. Учебник касается широкого спектра необходимых вопросов и дает возможность человеку быть информированным по многим вопросам истории, философии, политики, и это важно. Таких книг, которые позволяют систематизировать и организовать знания и представления, сегодня мало.
