Исламский фактор
в этнополитических и геополитических процессах на Северном Кавказе

Исламское движение на Северном Кавказе: неоднородно, представлено различными субъектами политического действия.

Первый – традиционный ислам – сложившиеся формы бытования мусульманства, продуцируемые в регионе практически в неизменном виде из поколения в поколения (основная масса верующих, представители официального ислама – духовные управления мусульман, суфийские тарикатистские структуры).

Оппоненты традиционалистов – национальные / националистические движения (международные – типа Международной Черкесской Ассоциации, региональные – такие как Конгресс народов Кавказа, внутрисубъектные – например, аварское «Движение им. Имама Шамиля» и др.), пик их активности пришелся на середину 90-х, сегодня значительной роли не играют. Далее – исламские партии и движения (например, Исламская партия возрождения, Исламская партия России – Истинные патриоты России (ИПР), среди движений – Союз мусульман России, Нур, Меджлис и др.), их время также прошло в конце 90-х, последние выборы в Госдуму продемонстрировали крайне слабую поддержку ИПР мусульманским населением России.

Впервые ячейки радикалов были зафиксированы в середине 70-х гг. в Дагестане, их основателем и организатором справедливо считается Магомед Кизилюртовский, нынешний лидер северокавказских ультра-радикалов. До марта 1998 г. было оформлено и крыло умеренных радикалов, его возглавлял дагестанец Ахмад-кади Ахтаев. Однако после его смерти в 1998 г. и нападения в августе 1999 г. боевиков-радикалов на Дагестан, последовавшие «антиваххабитские» действия, практически привели к ликвидации умеренного крыла и к усилению позиций ультра-радикалов. Этому же способствовали чеченские события 1994-96 гг., период чеченского «межсезонья» 1996-99 г. (именно тогда внешний фактор был напрямую задействован в своей силовой составляющей), а также продолжающаяся и поныне антитеррористическая кампания.

Остановимся на рассмотрении основных тенденций, оформившихся в современном исламском движении на Северном Кавказе за последние два года:

• Преобладающий в регионе традиционалистский тип религиозного сознания верующих, особенно в предгорной и горной зонах северокавказских республик, прежде всего, в Дагестане и Чечне, а также в Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, согласно проведенным социологическим опросам и исследованиям, в указанный период стал явно тяготеть к фундаментализму
.
• В ситуации системного кризиса элементы фундаменталистского сознания верующих оказались благодатной почвой для развития на их базе радикального исламского (неоваххабитского) сознания
.
• При полном отсутствии на Северном Кавказе модернистских реформаторских процессов религиозное сознание горцев-мусульман сегодня оказалось представленным лишь двумя его типами: традиционным, тяготеющим к фундаментализму и экстремистско-ваххабитским
.
• Радикализация верующих, их отход от классических принципов традиционализма обусловливается, в том числе, и неустойчивостью официальных исламских структур – духовных управлений мусульман, которые, погрязнув в борьбе с неоваххабитами и междуусобных дрязгах, все более политизируются и одновременно, утрачивая авторитет, дистанцируются от рядовых верующих. Таким образом, наблюдается усиление центробежных процессов в традиционализме
.
• Хотя неоваххабизм на Северном Кавказе – новейшее явление, но системные элементы радикального ислама, заключающиеся в традиции применения такфира (обвинения в неверии) и ведения непримиримого джихада здесь были заложены еще в ходе Кавказской войны (1818-1864) и сегодня практикуются почти что в неизменном виде
.
• Сегодня, в отличие от периода Кавказской войны, нарастающее противопоставление и сопротивление некоторой части северокавказских мусульман проходит на фоне опасного военно-политического возбуждения ислама во всем мире, вследствие чего в регионе активнейшим образом задействуется внешний фактор
.
• В последние годы в Чечне произошла существенная ротация рядов «сопротивления»: в войну вступило новое поколение чеченцев и других северокавказских этносов, более ожесточенное и дерзкое, нежели их предшественники. Определенная их часть готова к вооруженной борьбе с властями во всех ее формах
.
• Общезначимой тенденцией является и то, что происходящее в течение последнего десятилетия в Чечне уже давно перестало нести только чеченский этнический оттенок и продолжает втягивать в свои ряды все новых и новых адептов протестных идей со всех соседних республик и краев, не говоря уже об участии в этом процессе представителей внешнего для региона исламского мира
.
• Группировки боевиков-ваххабитов объединяются на качественно новой идеологической основе. Они отошли от практики фронтальных сражений, взяв на вооружение диверсионно-террористическую тактику «пчелиного роя», элемента т.н. «сетевой войны». Сейчас в Чечне и некоторых других северокавказских республиках орудуют малочисленные мобильные полуавтономные группы (типа т. н. джамаатов «Дженнет» или «Ярмук»), которые способны быстро менять места дислокации, маневрировать и, в случае необходимости, объединяться с другими аналогичными группами. Между этими структурами и их базами налажена устойчивая связь, действия согласовываются и координируются. Иначе говоря, деятельность неоваххабитских бандгрупп приобрела все основные черты современного исламистского террористического движения, в основе структурного строения которого лежит принцип «паучьей сети»
.
• Таким образом, джихад, прежде всего, в диверсионно-террористической форме, медленно, но неуклонно расползается по всей территории Северного Кавказа
.

Все это свидетельствует о серьезных недостатках российской стратегии по решению «чеченского вопроса» в ее нынешнем виде. Такой вывод однозначно требует введения определенных коррективов в российскую политику на Северном Кавказе, за разрушающими акциями радикалов видеть внешнего геополитического врага – глобализирующийся американоцентричный атлантизм, четче понимать и использовать здесь специфические особенности исламского фактора.