При этом ситуация осложняется антироссийской ориентацией правящей элиты, которой удобно списать все трудности на «коварство», «реваншизм» и «имперские амбиции» северного соседа, географическим местонахождением Грузии, удаленной территориально от стран Запада, окружением православной Грузии исламским населением, наличием на северной границе банд-формирований чеченских сепаратистов.
Этнические конфликты в Грузии – Южная Осетия и Абхазия - были в определенной мере искусственно спровоцированы в последние годы правления Горбачева, который считал полезным для предотвращения развала СССР создать в советских республиках очаги внутренней нестабильности, чтобы иметь дополнительные инструменты давления. Советские спецслужбы фактически организовали инфраструктуру абхазского и южноосетинского сопротивления, оснастили их военной техникой и стратегической логистикой.
По инерции эта вовлеченность в активный процесс поддержки сепаратизма передалась и ельцинской России. Таким образом, несмотря на существенное изменение контекста, послегорбачевская Россия оказалась в двойственном положении: с одной стороны, она сама родилась как результат волюнтаристского разложения СССР (что предполагало солидарность России Ельцина с другими отколовшимися республиками), с другой - по инерции оказалась наследницей позднесоветских горбачевских стратегий.
Хрупкий баланс грузинской государственности в настоящее время усугубляется неопределенностью Москвы относительно судьбы СНГ. Москва колеблется между вялыми интеграционными тенденциями и укреплением собственной суверенности как государства-нации, из чего вытекает отношение к другим странам СНГ как к таким же полностью суверенным государствам-нациям.
В определенных ситуациях Москва рассматривает Грузию как потенциальный элемент новой интеграционной структуры (этому способствует и единство вероисповедания, и исторический опыт, и экономические тенденции, и стратегические соображения). Но в других случаях, напротив, обращается как с чуждым (полувраждебным) суверенным государством.
Отсутствие определенности Москвы в этом вопросе, который логически должен решаться либо в ту, либо в другую сторону, делает российско-грузинские отношения безнадежно запутанными. Дело усугубляется и симметричной противоречивостью позиций самого грузинского руководства, которое, с одной стороны, сознает свою глубокую геополитическую зависимость от России, а с другой - связывает грузинский суверенитет с антироссийской ориентацией (что выражается в поиске приоритетной поддержки на Западе, конкретно - в США).
Рассматривая Грузию как суверенное государство и руководствуясь своими краткосрочными стратегическими интересами, России логично осуществлять такой сценарий: прямая поддержка сепаратистских течений, экономическая блокада, снятие любых льгот на энергоносители, политическое давление и т.д. На каждый антироссийский выпад Москва должна давать жесткий ответ, а в случаях, аналогичных Панкисскому ущелью или показному братанию Шеварднадзе с боевиком Гелаевым, - не задумываясь применять силу и т.д. Это одна линия. Будучи в краткосрочной перспективе последовательной и непротиворечивой, она означала бы в то же время полный отказ от евразийской интеграции и стала бы дурным знаком для других стран СНГ. А кроме того, отношения России с Западом (особенно с Европой) безнадежно испортились бы.
Второй сценарий – евразийский. Он предполагает укрепление экономического партнерства с Грузией на льготных для нее условиях, сдерживание абхазского сепаратизма, участие в нормализации грузино-осетинских отношений, военно-стратегическое партнерство и т.д. Политически это предполагало бы консолидацию пророссийских, нейтральных к России и даже некоторых националистических сил в самой Грузии в единое солидарное «евразийское лобби», мягкую работу с оппозицией, предложение России в качестве гаранта территориальной целостности Грузии на условиях стратегической интеграции (и тут силовые факторы Южной Осетии и Абхазии могли бы сыграть позитивную стабилизирующую роль). Внешне такая стратегия не может вызвать формальных протестов со стороны Запада в целом, а геополитически она вполне устроит Евросоюз. Но в таком случае Россия должна полностью отбросить всякую мысль о силовом давлении и даже в теории отказаться от применения силы.
Сегодняшняя ситуация предполагает, что Россия как часть «антитеррористической коалиции» собирается поступить с Грузией в ключе, аналогичном тому, как США поступили с Афганистаном и готовятся поступить с Ираком.
Российские ястребы с радостью поддержат такое развитие событий. Но это краткосрочное проявление «сильной воли» со стороны Москвы требует более внимательного осмысления в контексте более широких геополитических процессов.
Во-первых, следует учитывать, что конъюнктурное сближение Москвы с Западом после 11 сентября 2001 года есть эфемерное событие, ни в коей мере не отменяющее глубинных геополитических закономерностей, которые, напротив, заключаются в наличии неснимаемых противоречий в планетарном (и региональном, как следствие) масштабе между Евразией (Россией) и Атлантическим полюсом (США). Следовательно, дружба России с Америкой может осуществляться только за счет России, все остальное будет «дипломатическим прикрытием». Это очевидно при анализе того, кто и что выиграл (а кто и что проиграл) в ходе американской операции «Возмездие» в Афганистане. США в Центральной Азии существенно усилили свои стратегические позиции, получив плацдарм не только в Афганистане, но и в Узбекистане и Киргизии. Россия же соответственно свои позиции в этом регионе ослабила.
США умеют дружить только к своей собственной выгоде. Надеяться, что эта держава, оставшаяся без конкурентов, будет относиться к России как к равному партнеру, наивно. Это, кстати, видно и в случае с таким вернейшим вассалом США на Ближнем Востоке, как Израиль: попытавшись усилить давление на палестинцев после событий 11 сентября, Шарон быстро получил от Вашингтона по рукам. «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». Ожидать же индульгенции от США на жесткие действия России в Грузии – под каким бы то ни было предлогом – бессмысленно. США виднее, кого наказывать, а кого награждать. Только им известно, «где находится Бен Ладен и «Аль-Каида»… Все под контролем, они там, где нужно США.
В любом случае, несмотря ни на какие уверения американцев, США обязательно вступят в российско-грузинский конфликт, причем на стороне Грузии. Однако это не исключает, что именно Америка сама же и подтолкнет Россию к этому шагу.
Во-вторых, стратегическая задача США состоит в том, чтобы «не допустить возникновения на территории Евразии сплоченного стратегического пространства» (об этом недвусмысленно сказано в официальном документе «Стратегия развития США в ХХI веке», подготовленного Полом Вулфовицем со Збигневом Бжезинским и изданного в 1997 году президентом США Уильямом Клинтоном). Это значит, что в реальности не столько «международный терроризм» волнует американских стратегов, сколько создание в Евразии конфликтных зон войн малой и средней интенсивности, которые призваны закрепить и усугубить распад некогда единого стратегического поля советского блока и не допустить его возрождения.
Иными словами, США заинтересованы в дальнейшей суверенизации стран СНГ, в их отрыве от ядра российского пространства. Этой стратегии придерживалась и группа стран СНГ, входящих в ГУУАМ, где Грузия играла важную роль. Это - объединение, противопоставляющее себя странам ЕврАзЭС, которые, напротив, провозгласили курс на интеграцию. Итак, фактор США в российско-грузинских отношениях будет играть исключительно против России. Более того, именно США заинтересованы в конфликтном развитии ситуации. И здесь нас не должна смущать мнимая аналогия между Ираком и Грузией: мол, Москва ужесточает позиции в отношении союзной американцам Грузии в ответ на ужесточение позиции США в отношении союзного (по инерции) Москве Багдада. На сегодняшней геополитической карте мира играют не два игрока, но один, а для того чтобы появился второй (или сразу несколько), надо предпринять целый ряд очень серьезных и ответственных шагов (которые пока еще не предприняты). Принимать же благое пожелание, намерение и мечту за свершившуюся реальность – в высшей степени безответственно.
Позитивный план развития отношений и для России, и для Грузии возможен только в евразийском контексте. А это означает, что всякая силовая риторика должна быть отставлена. Если фигура Шеварднадзе стала в этих отношениях камнем преткновения, то Москве следует искать реалистичной альтернативы. Такая альтернатива не может быть найдена в традиционно пророссийской левой (коммунистической) оппозиции, которая в Грузии чрезвычайно слаба. Москва должна опереться в Грузии на сложный конгломерат политических сил – от левых до националистов, регионалистов и сторонников этнической автономии (аджарцы).
России необходимо выдвинуть четкий тезис: Грузия останется единой только в общеевразийском пространстве, только Москва (в контексте ЕвраАзЭС) способна гарантировать ей это единство.
С точки зрения евразийства, назревающий конфликт России с Грузией является катастрофическим. Два православных народа, живущие в едином политическом, культурном, цивилизационном пространстве долгие века, просто обязаны быть солидарными в наше сложное переломное время, должны найти в себе силы возвыситься над конъюнктурой, амбициями лидеров, интересами отдельных групп или элитарных кланов.
На Кавказе нам нужен только мир, прочный евразийский мир. И задача наших государств – России и Грузии, - наших народов - выстроить этот мир любой ценой.
Александр Дугин
